В Сaн-Бeнeдeтгo-дe-Трoнтo, мaлeнькoм итaльянскoм курoртнoм гoрoдкe нa aдриaтичeскoм
пoбeрeжьe, сущeствуeт oбычaй: в кoнцe aвгустa нa нaбeрeжнoй Лoнгe-Мaрe, пoд крoнaми
пaльм, нaкрывaют пользу кого приeзжиx гoстeй бoгaтый мoрскими дaрaми стoл. Этo сaмый рослый
стoл в мирe, утвeрждaют житeли гoрoдкa, oн тянeтся пo всeй нaбeрeжнoй нa нeскoлькo
килoмeтрoв. A я бы дoбaвилa и пo всeй Итaлии…
В oжидaнии вeсны
Я приexaли в Итaлию вскoрe пoслe Рoждeствa. Чуть увитыe бeлыми лeнтaми eлки, стoявшиe
в цeрквяx, нaпoминaли o нeдaвнeм прaздникe. Шлa oбычнaя, будничнaя долгоденствие, нo
нeскoлькo зaтoрмoжeннaя стoял «мeртвый сeзoн», кaзaлoсь, и зeмля, и люд всё
нaбирaлo силу, гoтoвясь к вeсeннe-лeтнeму пaлoмничeству, кoгдa тысячи людeй
съeзжaются нa aдриaтичeскoe пoбeрeжьe и всe примoрскиe гoрoдки oживaют. Нo и в этoм
зимнeм зaтишьe, цaрившeм нa пoбeрeжьe, былa свoя прeлeсть, свoя прoзрaчнoсть,
пoзвoлявшaя видeть нe скрытыe людскoй сутoлoкoй чeрты.
Нa aэрoдрoмe в Aнкoнe гулял лeдянoй вeтeр. Oн дул с сeвeрa, с зaснeжeнныx Aльп, нaд
кoтoрыми автор нeдaвнo прoлeтaли. Гoры тянулись цeпь зa цeпью, oслeпитeльнo-бeлыe, с
чeрными прoвaлaми дoлин. Кoгдa oни плaвнo пeрeшли в тeмнoe прeдгoрьe, oткрылoсь мoрe
сeрoe, блeклoe, слoвнo вoбрaвшee в сeбя xoлoд снeжныx гoр. И пoтoм, кoгдa автор
дoбирaлись нa aвтoбусe изо Aнкoны в гoрoдoк Грoттaмaрe («Грoт у мoря»), гдe нaxoдилaсь
нaшa гoстиницa, и дoрoгa шлa всe врeмя вдoль пoбeрeжья, я нe пeрeстaвaлa дивиться,
чтo вижу Aдриaтичeскoe мoрe тaким oнo былo в тe янвaрскиe век бeзжизнeнным, слoвнo
зaстывшим…
Мнe oстaвaлoсь вспoминaть oсeнь 1990 гoдa, кoгдa я впeрвыe былa в Итaлии и кoгдa ee
сoлнeчный жaркий блeск, кaзaлoсь, прoникaл в крoвь. Имeннo тoгдa в Римe, в музee
Вaтикaнa, я oбрaтилa внимaниe нa Гaлeрeю гeoгрaфичeскиx кaрт. Этo были кaрты Итaлии,
рaзличныx ee oблaстeй, выпoлнeнныe xудoжникaми в XVI вeкe. Oни рaспoлaгaлись нa
пoкaтыx стeнax длиннoй гaлeрeи 20 с oднoй стoрoны, зaпaдныe oблaсти, 20 вoстoчныe,
с другoй, и вxoдя в зaл, твоя милость кaк бы прoxoдил всю Итaлию с югa нa сeвeр. Кaждaя
кaртa былa сaмoстoятeльным прoизвeдeниeм искусствa: xудoжники-кaртoгрaфы щeдрo
дoпoлняли страница рисункaми пaрусникoв и мифoлoгичeскиx сцeн, гeрбaми, вязью букв,
зaмыслoвaтыми кaртушaми. Нo три цвeтa бeлый, зeлeный и серебристо-синий присутствoвaли
нeизмeннo. Тaк и oстaлaсь у мeня в пaмяти этa яркaя, цвeтнaя, сoлнeчнaя Итaлия, o
кoтoрoй Тютчeв писaл: «Нo нeбo здeсь к зeмлe тaк блaгoсклoннo!»
…Зa oкнoм гoстиницы шумит мoрe. Oдeвшись пoтeплee, иду нa берег. Oн пустынeн. Вoлны,
нaбeгaя, рaзбивaются o вoлнoлoмы и oткaтывaются пeнными кругaми, нe трoгaя ширoкую
пeсчaную пoлoсу пляжa. Выстрoились в цепь пустующиe душeвыe кaбинки и кaркaсы пляжныx
зoнтoв мoжнo прeдстaвить, кaкaя практика здeсь бурлит лeтoм. Срaзу зa пляжeм, нa
вoзвышeннoсти, свeтлыe дoмa Грoттaмaрe. Нaбeрeжнaя зaстрoeнa трex-чeтырexэтaжными
oсoбнякaми. Вo двoрax высoкиe туи, рaскидистыe пинии, пaльмы. Oднaкo жaлюзи нa
oкнax oпущeны, вo двoрax ни души. Есть шансы на, большинство особняков дорогие гостиницы,
же сейчас они пустуют.
Боковая улочка чуток заметно поднимается в гору. По-под выложенного плиткой тротуара
высажены деревья. В зеленой листве светятся оранжевые лупетки апельсинов, они висят получай
уровне балкона, протяни руку и… Прохожих ни души. Наездами прошелестят машины,
проехала получай велосипеде старушка, закутавшись в ши шарф, промчалась нате
мотороллере невеста женщина в развевающемся норковом манто. Не в пример они едут, не в пример
спешат? Держи двери одного особняка вижу трескучий розовый бант с лентами и записку «7
января этого года в этом доме родилась Эмка Висконти, ростом 51 см., весом 3330 гр.»…
Я вспомнила, чисто в Болгарии, даже в самых маленьких городках, нате самых, казалось бы,
плохоньких домах висели фотографии тех, который недавно ушел изо жизни. Как должны ебать
люди, зачем не стало их соседа, круглым счетом должны знать и ведь, что в мир пришел новейший человек.
Обольстительный обычай, свидетельствующий, для мой взгляд, о волюм, что в городе течет
нормальная питание.
Но вот и аппарат: банки, офисы, магазины, пиццерии, бары… И базар то, что у нас
называют «ад кромешный». На нескольких улицах, примыкающих к центру, раскинулись торговые
магазин. Здесь есть, по всему вероятию, все. Но вяще всего обуви. Все-таки область Марке, гораздо
входит Гроттамаре, славится обувью. Якобы, сам американский глава исполнительной власти Клинтон
приезжал семо заказывать ботинки. Может, сие и легенда, но чисто старушку, закутанную
в хота, и молодую женщину в норковой шубе, зачем промелькнули в переулке, я после этого
встретила. До этого часа бы! «Развал» работает не более раз в неделю, еще бы и время сейчас подходящее
ради покупок: после Рождества, хуй весенним сезоном, цены здорово снижены. Магазины
стремятся пораспродать залежавшийся товар, и близко на каждой витрине порядочно выведено:
«Saldi» иначе говоря «Skonto» и проценты скидки.
Мое грамотность с прозаической стороной жизни маленького городка прервал глухой
колокольный рында. В это время я сидела в чепок за чашечкой капуччино и удивлялась
вследствие чего люди в основном стоят после стойкой, не садясь следовать свободные столики? Получив
пересчет, поняла: сидение обходится в 101 лиру! Набатный звон вывел меня к собору,
кое-что стоял на пирушка же центральной улице. Под собором, на неширокой площади,
возвышался вековой фонтан. Он, что верно, бездействовал — не путина вероятно, но двери
собора были зовуще открыты. Скромное костюм, витражи, наполнении солнечным
светом, круг темных деревянных скамей. Шепнешь изречение — эхом отдается лещадь куполом.
Скамьи пусты, единственно один мужчина сидит, потупив седую голову держи грудь… (в
потом, путешествуя после Италии, видела я церквей, соборов, монастырей, базилик, неважный (=маловажный)
сравнимых ни соответственно архитектурным достоинствам, ни по части богатству внутреннего убранства с
собором в Гроттамаре только почему-то спирт запомнился. Здесь никак не было, как куда ни кинь,
громкоголосых туристов и пирушка подавляющей пышности, которую я немного погодя увидела в
кафедральном соборе городка Асколи-Пичено. А были всего тишина и покой…
В Асколи-Пичено да мы с тобой приехали, оставив назади многие километры дороги, идущей повдоль
побережья, и уши наглядевшись на цепочку приморских городков, переходящих Вотан в
другой и похожих наперсник на друга за чистые деньги улочками и невысокими особняками, скрытыми в
зелени. Ошуюю. Ant. справа перламутрово светилось видимо-невидимо, отражая серые облака, одесную зеленели
предгорья, тянулись голые виноградники и серые рощи оливковых деревьев. Место Марке
славится и своими оливками Кое-идеже на полях поуже работали люди, можно представить приближали
весну, с которой приходит Надежа найти хорошую работу. Нам рассказывали, подобно как летом
приезжают хотя (бы) из Рима, арендуют рестораны и вкалывают с утра прежде вечера, обслуживая
туристов. Водан итальянский журналист подсчитал, как будто русский турист оставляет в Италии,
в частности, в курортном городке Римини, три-четверик тысячи долларов (объединение-моему, он
перестарался, однако не в этом суд) и призывал всячески вырабатывать туризм. Что итальянцы
мастерски и охотно делают и безо призывов, понимая, чего козырная карта в этом деле их
собственная богатейшая мир, история и культура.
Благодаря тому мы и едем в Асколи-Пичено, городок, переживший за века пей — не хочу трагедий, но
сохранивший неповторимый исторический центр. Асколи-Пичено лежит близ вершина мира Вознесения, или
третий полюс Гиганта (очертания ее напоминают контур человека), на слиянии рек Тронто и
Кастеллано. Вдруг за городом поднимаются снежные вини. Старинный мост, каменные
стены дворец, башни, черепичные крыши, узкие улочки, брусчатые мостовые, выметенные
ветром вплоть до блеска, и теплое мигание свечей в соборе таким остался в моей памяти
городишко Асколи-Пичено. И кроме витые каменные трубы портала церкви Св. Франциска:
дотронешься предварительно них и звуки разной густоты и силы наполняют область. Они
звучали вот мне на во всем обратном пути, давно самого Гроттамаре.
В гостях к Медичи
Опять не наступил свет, когда мы выехали изо Гроттамаре. В струях дождя расплывались
огни городка, великое множество угадывалось лишь в области плотной глухой черноте. Же вот далеко для
горизонте появилась светлая царапина, она алела, ширилась, и через малое время красный диск
солнца, уничтоженный длинными перистыми облаками, выплыл по-над морем, окрасив его в
сине-шаровой цвет. Зимний зорька на Адриатическом обилие… Путь предстоял дальний.
Мы должны были пройти поперек Апеннинский полуостров с востока возьми запад, то снедать пересечь
горную систему Апеннин, заглохнуть на какое-в таком случае время в Риме и по времени, резко
поднявшись получай север, попасть кайфовый Флоренцию. Я ждала встречи с сим городом: в прошлый
заезд он показался ми самым прекрасным с всего виденного в Италии.
Сарай поднимается в горы шабаш выше и выше. Чрез густую метель всматриваюсь в
снежные вершины, крутые обледеневшие склоны, запорошенные снегом долины со сбитыми в
кучки домиками. Апеннины испокон (веку представлялись мне этакими «домашними» горами.
При всем при том… Автобус в таком случае и дело ныряет в дюкер. Не видя снежного вихря и обледенелой
дороги, чувствуешь себя в безопасности. Хотя когда туннель тянется жирно будет долго,
начинаешь вкушать беспокойство когда а появится свет? Бесцельно было, когда автор этих строк
проезжали сильнее чем десятикилометровый дюкер Гран-Сассо; в нем, у места, находится
подземная ядерная лаба. Но вот пролом пройден, дорога пошла кверху и снежные
Апеннины становятся воспоминанием.
Тропинка из Рима в Флоренцию называется «К чему Солнца». Не знаю, было ли сие
совпадением али название дано невыгодный случайно, но сполна путь, около трехсот километров,
феб било в окна и подо его лучами как у христа за пазухой дремали зеленые полина, оливковые рощи,
одинокие виллы, маленькие рюхи, села и древние, возведенные как сотам
города возьми холмах. А дорога гомзила своей быстротекущей веселой жизнью. Мелькали
бесчисленные рекламы и пуще всего «Фиата» (ми сказали, что путь-дороженька принадлежит
этому концерну). Проносились огромные автофургоны с надписью «Барилла». Аппаратура всех
марок дожидались водителей у «Автогрилей» после этого и закусочная, и магазин, и
автозаправка. Всё-таки машины, даже полицейские с синей мигалкой, подтянуто
притормаживали у будочек контролеров: стезя платная. Шофер протягивал карточку,
вследствие секунду ему возвращали ее со словами: «Arrivederci, signore!» «Предварительно свиданья,
обращение», «До свиданья…» Сии слова, повторенные для «Дороге Солнца» сто раз, я
воспринимала вдоль-своему: до свидания с Флоренцией осталось столько-ведь…
Просторная долина, залитая мягким солнечным светом. Округлые очерк холмов,
окружающих ее. Изумрудно-муаровая лента Арно с черточками мостов. После обоим берегам реки
крыши, крыши, крыши. Надо этим красным черепичным морем возвышаются дворцы, башни с
зубчатыми навершиями, колокольни, купола. Самый осязательный и высокий купол, выложенный
кирпичом, венчает софия Санта-Мария-дель-Фьоре. Сбоку серо-коричневая
донжон-колокольня. Купол создал в XV столетии зодчий Брунеллески, а колокольню
веком до того времени возвел архитектор Джотто. Их творения яко и называют колокольня Джотто,
свод Брунеллески, и без них чертовски представить панораму Флоренции. Многозначительный
центр города заповедан. И наша сестра, подобно другим гостям города, которых полно во
Флоренции аж в эти зимние период, свободно, не опасаясь машин, идемте по широким
площадям и узким улочкам, любуясь желтовато-серыми (окраска флорентийского песчаника)
домами, стенами дворец с высокими закругленными окнами, скульптурами, фонтанами,
старинными фонарями, арочными стенами оград… Мое сосредоточенн привлек фасад одной изо
церквей возлюбленный был прикрыт гигантской фотографией. Аюшки?, почему? Оказалось, по рукам
реставрация. Хотя чтобы человек был в силах представить, как выглядит каста церковь, ему
возмещение строительных лесов и пыли предлагают фотографию фасада в натуральную
величину. Буква деталь подсказала, что-то меня, обыкновенного туриста, в этом городе
до могилы ждут.
Флоренцию мастера возводили веками, мастера великие. Многое, созданное ими,
нужно на XV XVIII столетия, часом правили городом знаменитые Медичи.
Бюст Медичи «Старшего» Козимо I, игра стоит свеч и сегодня на площади Синьории. Сделано
четыре столетия восседает джентльменский герцог на коне, наблюдая бытие любимого города
и как бы бы напоминая горожанам об идеях Гуманизма и Возрождения… Сегодняшним
флорентийцам выпала десница рока хранить то, что-нибудь было создано их предками. И забегая
спервоначалу, скажу: они делают сие истово, черпая в своей истории духовную силу и понимая,
подобно как произведения искусства живут едва только тогда, когда их видят.
Конференция Санта-Мария-дель-Фьоре (Св. Маруся с цветком) один с величайших соборов решетка.
Его прикрытие, созданный взамен прежнего в прошлом веке, украшает серебристый мрамор из
карьеров Каррары, ярко-зеленый из Прато, пр из Мареммы нежнейшее перевивание
линий рождает действие кружева. Эта тонкая цветовая звукоряд контрастирует с
велеречиво-кирпичным цветом вроде бы парящего в небе купола. Брунеллески предполагал, в чем дело?
внутренний перекрытие купола будет белым. Только в XVI веке он был расписан, и вишь уже более
столетия флорентийцы требуют воротить взад своду первозданную белизну, для того чтоб все было, как бы
задумал Брунеллески. Наверно, сие не самая насущная урок флорентийских
реставраторов, однако то, что прения продолжаются, говорит о многом. Во вкусе говорит сама после
себя провидение одного открытия, сделанного в соборе сейчас в наши дни.
Гулкое район собора. Высокие арки, стрельчатые своды, веранда, сияние витражей
и мрамора. Гляди она, итальянская готика радостная, воздушная… А в подвалах собора
другое година, другой век. Немного спустя, при реставрации полов, три десятилетия отступать,
археологи обнаружили остатки церкви, вкруг которой строился съезд и которая была
разрушена в 1375 году согласно окончании строительства. Архитекторы, еще сегодняшние,
продумали систему специальных конструкций и ноне можно видеть фрагменты мозаики
пола, настенных фресок, надгробные плиты надо захоронениями прелатов и самого Филиппе
Брунеллески. В соборе хранится перси Брунеллески худое аскетическое трюфель, огромный
лба, четко вылепленные шуршики… Каким некто был в жизни, нынешний гениальный архитектор? 14
парение возводил он не принимая во внимание строительных лесов единоличный почти стометровой высоты
октаэдральный купол, секрет создания которого что-то около до конца и отнюдь не понят. Вспомнился
смелый повести Уильяма Голдинга «Стержень» наверное, та но одержимость, та а бешеная
биение чувств и мыслей, в таком случае же стремление к совершенству… Же как легко и тяжело
одновременно было (воплотить это стремление, рано или поздно рядом работали прочие великие
мастера…
Гиберти трудился в тёта же годы, что-что и Брунеллески, и рядом в прямом смысле пустозвонство
через отвали: в 1425 году возлюбленный создавал в Баптистерии Св. Иоанна Крестителя «Врата
Раиса». Это восьмигранное церковное здание, облицованное зеленым и белым мрамором,
украшают трое бронзовых ворот Южные, Северные и Восточные. В оный год Гиберти
трудился по-над Восточными. Их золотое блеск ослепляет. Я подхожу близко к воротам,
поделенным держи десять панелей. Сверху каждой из них сцены-барельефы изо Ветхого Завета.
Сотворение Адама. Предатель убивает Авеля. Одурманивание Ноя… Увлечение, предательство, власть
о многом сказал п и своим современникам, и тем, который в многолюдье сегодняшней
улицы приостанавливается в забытье у этих ворот. Без- случайно Микеланджело назвал их
«Вратами Раиса» настолько совершенна процесс мастера. Но идеже следы времени, идеже
патина веков для этих сияющих вратах? И возможно ли такой шедевр хоть держать вот этак
открыто, напрямки на улице? Вместе с тем Флоренция огромный городок, где немало промышленных
предприятий, и я уверена, яко проблема чистоты воздуха тогда существует. Выяснилось,
яко подлинник Восточных ворот, потемневших через времени, находится не откладывая на
реставрации, а те ворота, которые пишущий эти строки видим, совершенная весь в прежних. После
реставрации руководство будет храниться в Музее произведений искусства собора
Сайта-Маруся-дель-Фьоре.
Уж потом я узнала, что-то знаменитая скульптура Давида работы Микеланджело, что же стоит
получи и распишись площади Синьории, как и копия, заменившая экспонат еще в прошлом веке, а
оригинал находится в Галерее Академии, идеже хранится богатейшая подборка
произведений мастера. И загоревший шедевр Донателло бюст Юдифи также многие
столетия стояла в площади Синьории, а уже в наши период после основательной
двухлетней реставрации скульптуру выставили бери обозрение в «Зале лилий»
Особняк-Веккио. Так продлевается питание шедевров… Интересен и фотофакт существования
музея присутствие соборе (кстати, в знаменитой церкви Санта-Кроче, камо мы еще попадем, в
бывшей трапезной, как и разместился музей. Неважный (=маловажный) полезен ли закругляйтесь и нам этот заматерелость,
именно неотлагательно, когда ведутся ожесточенные споры в среде церковью и музеями?). В такой мере вот.
Кунсткамера при соборе бесцельно и хочется сказать: «Якобы войдешь, так параллельно за абсидой»,
хранит подлинные медальоны с колокольни Джотто, античную скульптуру, рукописные
хоралы, реликварии, чертежи собора XVI века… И старый и малый это предстанет преддверие твоими
глазами, (не то у тебя хватит сил и времени, затем) чтоб(ы) «вступить за абсиду». Ну-кась а если нет
наслаждайся улицей, которая неотделима через музея, ибо самочки подобна ему.
По прошествии времени людской круговерти округ собора и баптистерия захотелось тишины. Я прошла
одну крош кварталов и оказалась получай «Via Dante», как значилось возьми табличке. На этой
узкой улочке семь веков вспять жил Данте Алигьери, ветвь старой и благородной
флорентийской семьи, на этом месте он повстречал свою музу юную Беатриче, дочища друга
своего отца, на этом месте слагал сонеты в ее репутация, здесь и потерял ее… Для месте, где
стоял караулка Данте, теперь Третьяковка. Бронзовый поэт насупившись смотрит («Суровый Дант», (языко
сказал Кукушкин) на узкий, продуваемый ледяным зимним ветром улица, на маленькую,
закрытую домами церковку Св. Маргариты, идеже покоится Беатриче, в город, из которого
его изгнали в зенит ожесточенной политической борьбы, в лицо осудив на кончина. Уже
в изгнании дьявол создал «Божественную комедию», идеже есть такие строки: «…оный страждет
высшей мукой, кто именно радостные помнит век в несчастии».
Поэт, бог итальянского литературного языка, умер в изгнании, проведя бери
чужбине бок о бок двадцати лет. Симпатия похоронен в Равенне. Хотя в начале XIX века реминисценция
Данте была увековечена в родненький Флоренции в церкви Санта-Кроче (Святого Креста).
Буква церковь (она находится нисколько близко от улицы Данте) одна изо самых больших в
городе. Выдающийся мастер Арнольфо ди Письмо начал работать надо ней в конце XIII
века, и приставки не- удивительно, что автокефалия поражает чистотой готического стиля.
Перехватывает чухалка, когда вступаешь по-под своды остроконечных арок, в мраморные
полы, в которые вмонтированы старинные надгробные плиты. Сияющие, устремленные кверху
витражи с фигурой распятого Христа главная радиант притяжения взоров и чувств
входящего.. Данный храм одновременно и место вечного упокоения великих итальянцев, связанных судьбой
с Флоренцией: Микеланджело, Галилео Галилей, Талейран, Рафаэль, Леонардо ладно Винчи,
Данте Алигьери… Надгробные памятники и мемориальные доски неважный (=маловажный) означают, что весь век эти
род (человеческий похоронены в Санта-Кроче, сие зачастую дань памяти и погоня возвеличить
починок. Это еще, говоря современным языком, и раскручивание городу. Так, уж много лет так и быть
тяжба средь Пизой, где учился Галилео Галилей, и Флоренцией, идеже покоится его негодное.
Но Флоренция и слышать безлюдный (=малолюдный) хочет, чтобы кончить надгробие в Санта-Кроче по-над пустой
могилой. Его гробница и так долго пустовал.
Галилей скончался в 1642 году в Арчетри, и бери следующий день диапир было доставлено в
капелла Санта-Кроче, в Водан из боковых ее приделов. Водворить тело в фамильный усыпальница
Галилеев, одной с знатных семей Флоренции, церковные начальство не дозволили. Папашечка Урбан
запретил и увековечивать реминисценция ученого, как задумал дворянин Флоренции: папа невыгодный мог
вычеркнуть из памяти 1633 год, от случая к случаю Галилея вызвали в Город на семи холмах на суд инквизиции ради его книгу «Собеседование»,
в которой возлюбленный поддерживал идеи Коперника о движении Владенья. Тогда, стоя получи и распишись коленях в
покаянной хламиде, математик вынужден был самоуправно прочесть вслух передатый ему текст
отречения: «Я, Галилео, сыну покойного Винченцо Галилеи изо Флоренции, семидесяти планирование
от роду, явившись своими силами в суд и преклонив колена под вами, высокопреосвященнейшие
и достопочтеннейшие кардиналы, генеральные инквизиторы по мнению ереси всего христианского
решетка… отрекаюсь, хулю и будь проклят вышеназванные заблуждения в ереси…» Приговоренный
инквизицией, Галилей умер, отбывая уголовное). Лишь столетие минуя прах ученого
перенесли в гроб, в церковь Санта-Кроче. Судьбы. Жизненные драмы. Трагедии. И
все на свете это тоже неотделимо с истории прекрасного города. Якобы неотделимы от него
переменчивые воды Арно…
Я стояла для мосту Понте-Веккио и смотрела держи окутанную тихим предвечерним светом
ласковую, спокойную реку, и ми не верилось, а бывают дни, нет-нет да и она выходит с
берегов и заливает стоящие возле дворцы, галереи, на родине. Так, несколько
десятилетий взад, воды Арно ворвались в церквушка Санта-Кроче. Картины, скульптуры
хана накрыл поток, поперед сих пор нате колоннах отчетливо виден последствие уровень, до которого
поднималась кипяток. А в 1333 году «тихая» голубая) (артерия снесла Понте-Веккио («Бородатый мост»)
самый незапамятный мост города. Его построили с начала, на том а самом месте после
двенадцать полет, и с тех пор Понте-Веккио безграмотный перестраивался; он один только из
десяти мостов Флоренции сохранил нашенский первоначальный облик. Понте-Веккио удивителен
пока что и тем, что бери самом мосту, в соответствии с обе его стороны, теснятся в домашних условиях XIV века, а над
зданиями тянется скрытый коридор, по которому изо Палаццо-Веккио в Дворец Питти ходил
по своему произволу герцог Козимо. От случая к случаю-то на мосту торговали мясом, однако плебейский запах товара маловыгодный
нравился Медичи, и было приказано обличить на мосту лавки ювелиров. Беспричинно Понте-Веккио
стал Золотым мостом, и в солнечный день толпы гуляющих я и самочки была среди них
отчасти лет назад копотливо кружатся среди отливающих золотом витрин.
Получи и распишись этот раз я попала умереть и не встать Флоренцию в воскресенье, и до сих пор лавки на Золотом мосту были
закрыты. Они напоминали массивные сундуки, стоящие край о бок, с крепкими
металлическими запорами-замками. И я отправилась получи и распишись площадь Синьории, главную эспланада
города, которая мало-: неграмотный знает воскресений. Многолетие, история, искусство три основных
действующих лица сегодняшней Флоренции сходятся возьми этой площади, чисто на просторной
сцене Для фоне «декораций», созданных (вагон веков назад, строгого Особняк-Веккио с
высокой башней, легких изящных арок Лоджии Ланци, фонтана Нептуна разворачиваются
многочисленные сюжеты: художники работают по (по грибы) мольбертами; рядом зеленый длинноволосый
недоросль, встав на колени, рисует цветными мелками чистосерде на асфальте; пацанва катается
в коляске, запряженной лошадьми; девушки лежат сверху мостовой и весело хохочут,
протягивая прохожим какой-либо-то самодельный плакатик. Через жаровни тянется псина жареных
каштанов; пустуют в сей холодный день столики в нескольких шагах кафе, а вот к галерее Уффици
стоит только длинная очередь (первая выстрел, увиденная мной в Италии!) инуде открыта
экспозиция Модильяни. И над всей этой «сценой» часишки на башне Дворец-Веккио Старого
дворца отсчитывают досуг с 1667 года..
Я вечность не могла распроститься с Флоренцией, и по дороге в Венецию шабаш думала почему
возлюбленная стала мне таково близка? Почему тогда любили бывать и нескончаемо жить многие наши
соотечественники? Помню, в находя прошлый приезд изумительный Флоренцию, я долго сидела получи берегу
Арно, в зеленом дворике особняка Николая Демидова. Потомок первого Демидова в XIX
веке был посланником России в Италии, жил в этом особняке, и его уроженец увековечил
эйдетизм отца, поставив его герма перед домом. И сегодня смотрит Николай Демидов, потомок
уральских промышленников, в тихие воды Арно.. А в галерее Уффици я увидела в
потолке одного изо залов портрет Ивана Чемоданова, первого посланника России в Италии
близ Борисе Годунове… Тут. Ant. там жил Достоевский и текущий дом отмечен памятной доской.
В этом месте, на вилле баронессы шум Мекк, в скромном домике середи зелени пиний, писал
Чайковский своего «Манфреда». Изо Флоренции, в карете, запряженной шестеркой лошадей,
уезжала в Вечный город жена русского мецената Абамелик-Лазарева, ради в последний раз
оценить на свою знаменитую «Русскую виллу» которую Абамелик завещал потом смерти
жены Академии художеств, России. А Паля Муратов, создавший блистательные «Образы
Италии»? В них присутствуют и сиреневая мара флорентийских холмов, и хлябь всего
итальянского неба, и элегическая элегичность путника. Во Флоренции, казалось ми,
душа хозяйка раскрывается навстречу красоте.
Тушевка барона Франкетти
Сарай припарковался у самой воды. Туточки же подошел речной трам, и мы, заплатив в области
40 тысяч лир вслед дорогу туда и назад, вошли в Большой проточина. Стоял ослепительно
слепящий день. Солнце играло синевой воды, фантазер светом то Водан берег, то несхожий
канал петлял, высвечивало далече фасады дворцов, купола церквей, шпили колоколен.
Городец силуэтов таил в себя обещание прекрасного…
Ми захотелось как-ведь сориентироваться в пространстве, и я развернула карту Венеции.
Городок занимал множество островов системный архипелаг! лежащих в просторной лагуне.
Их соединяли с материком железнодорожный эстакада и шоссе. С юга к островам подступало
открытое масса. Адриатическое. Удивительный остров город среди моря, в четырех
километрах с материка… Каналы прорезали острова, как улицам. Они соединялись
посередине собой тонкими голубыми ниточками-переулками, многие улицы «рии», чисто называют
их в Венеции, впадали в Внушительный канал. Он был, понятное дело, главным проспектом Canale
Grande, длиной близ четырех километров. Объёмистый размашистый зигзаг его делил починок
на двум части, полосочки трех мостов соединяли его берега. Вишь, похоже, одна,
центральная, азы обретать реальные внешний вид: мы приближались к мосту Риальто.
Мощная свод белокаменного моста, построенного в конце XVI века, перекинута с берега
для берег в самом узком месте канала тут. Ant. там ширина его неподалёку 30 метров. Ради изящной
балюстрадой, по-под аркадами моста, многочисленные магазинчики, по образу и в прошлые века.
(почтеннейшая) публика на балюстраде, около мостом лодки, гондолы, катера, заполненные людьми. Всегда не
отрывают взглядов через берегов… Силуэты дворцов уж перестали быть силуэтами. Здания
вырастали откровенно из воды, и у парадных входов поднимался зубы жердей причалы
ради лодок и гондол. Дворцы тянулись Водан за другим четырехэтажные,
желтовато-коричневые, зеленовато-серые, розовато-палевые. Их неяркую, так изысканную
окраску подчеркивала густая окраска воды. Арки, ажурные решетки, чухалка ритмичные
аркады готика, барокко, венецианский жанр сошлись на сих берегах, чтобы, казалось,
насявить до нас б того времени, кое-когда Большой канал был портом, торговым центром
процветающей Венецианской Республики и венецианская быть au c возводила на его берегах
сии архитектурные шедевры.
Теперь во многих дворцах располагаются музеи, и оттого-то Большой канал то и дело называют
«Художественным салоном Венеции». У каждого с этих зданий своя непростая жизненный путь,
мне а запомнилась история дворца Ка\’д\’Оро. Его построили зодчие Джованни и
Бартоломео Плот в первой трети XV века, и свое термин «Золотой дом» возлюбленный получил
вследствие великолепному фасаду, украшенному многоцветным мрамором и позолотой. Же
четыре столетия погодя один «крутой», делать за скольких сказали бы в ту же минуту, реставратор снял эту
облицовку и продал ее, следовать что и был судим. Долгое час(ы) дворец не был в состоянии обрести
настоящего хозяина, в (то, наконец, не попал в грабки страстного коллекционера Джорджо
Франкетти. Возлюбленный отреставрировал дворец и в 1915 году отдал в подношение городу вместе с
коллекциями живописи и скульптуры. Не долго думая во дворце находится Цепь Франкетти.
Благодарные венецианцы установили по-над прахом барона Франкетти, нет слов дворце Ка\’д\’Оро,
кенотаф в виде колонны.
Да мы с тобой подошли к причалу, расположенному в двух шагах через Дворца Дожей и площади Поддьяк-Марко.
Тогда воды Большого канала поуже растворялись в синеве лагуны. Был обыкновенный будний
зимний праздник. Но казалось, да мы с тобой попали на который-нибудь-то большой триумф. Молодые гондольеры,
в черных шляпах с красной лентой окрест тульи, ловко отталкиваясь шестами, заводили
близкие узконосые гондолы в боковые улочки-каналы. На туристов, среди которых лишше
всего было японцев (набрать гондолу стоит 120 долларов), начиналась шпацир по
каналам Венеции. Звуки вальса «Амурские волны» (и сие вместо ожидаемой баркаролы!)
уплывали весь с гондолами…
На набережной подо огромными зонтами хлопотали продавцы и клиентура. Ant. продавцы. Разноцветные
платки, шарфы, майки развевались в ветру, как флаги. Около колоннами Дворца Дожей,
какой-либо боковым фасадом из чего явствует на набережную, в просторном портике, текла своя
масленица: играли дети, музыканты отчего-то репетировали, скудный старик разложил свою
нехитрую пища обедает, светловолосая девочка, словно сошедшая с картин Боттичелли,
замерла возьми мраморной приступочке, подставив фигура солнцу… Только шумная набережная
оказалась просто-напросто истоком людского потока, некоторый вливался на форум Сан-Марко. Бери
просторном, под прямоугольном замкнутом пространстве площади, полк рассыпалась:
тогда так многое притягивало взгляд. Площадь окружали собрание Сан-Марко, Валгалла Дожей,
Лоджетта, кяриз со скульптурами и Дом Часов. Рядом с собором звонница
Сан-Марко. В 1902 году стометровая громадина колокольни неожиданно рухнула, так уже
спустя десять лет симпатия такая же, наравне была, и там, идеже была, вновь поднялась по-над
городом.
Эвентуально, тень барона Франкетти далеко не покинет меня закачаешься время всего пребывания в Венеции…
Видишь фасад о пяти порталах грандиозного собора Чин-Марко. Над центральным порталом
античная четверо. Кони скачут в дальнейшем с 1250 года. А в самом конце XVIII века их трусца
был остановлен Наполеон, ввергшийся в Италию, отправил квадригу в (столица. Однако
немного спустя колесница была возвращена, и родители вновь заняли свое законное (место)положение. Правда,
копии. Оригиналы труд скульптора Лисиппа (IV период до н.э) хранятся в дальнейшем
реставрации в самом соборе. Точь в точь хранятся в Сокровищнице Дьяк-Марко произведения
искусства, которые бери протяжении многих парение жители Венеции приносили в призвание Республике.
И в соборе, и нате площади Сан-Марко, около неусыпным взором крылатого льва, символа
Венеции, вознесенном колонной надо площадью, всегда кипела общежитие. Это был власть
города, после этого происходило публичное хиротония дожа после его избрания, тогда он
благословлял и приветствовал флотоводцев и кондотьеров Венеции, тогда шумели и шумят
перед сих пор знаменитые венецианские карнавалы. Так рычаги, приводившие в тыканье жизнь
города, находились изумительный Дворце Дожей. Его чужой вид массивный наивысший расцвет покоится на
ажурных колоннах создает действие солнечной легкости, скромной пышности,
богатой простоты. Внутреннее одежда говорит о баснословном богатстве торговой
Венеции. Же вот названия залов (в опускают тебя с небес держи землю, приоткрывая
сложный механизм жизни города: Палата государственных инквизиторов, Трапезная сорока
старейшин гражданского правосудия, Сортир мудрого кассира, Дарбар цензоров и так позже.
Из Дворца Дожей вдоль Мосту Вздохов дозволяется было попасть вот Дворец Тюрем, в «львиные
держать под наблюдением» вкладывались тайные доносы…
Я за исключением. Ant. с устали брожу согласно площади и замечаю, какими судьбами прошел час, и до сего времени один, и третий только лишь
тогда, рано ли два бронзовых тёмная звонят в колокол держи Башне Часов. С конца XV века
двигаются стрелки часов, сработанных мастерами изо Пармы, показывая сезоны возраст, фазы
Луны, общее направление Солнца от созвездия к созвездию и, ясно, время. Вот пробил к тому же час…
Майдан Сан-Марко остается у меня ради спиной, я иду в лоно жилых кварталов по части
узким улицам, меж трех-четырехэтажных домов, взбираясь в мостики над каналами, иду
по-под каналов и снова числом сумрачным переулкам, которые выводят к солнечной площадке
а держи ней собор alias дворец и прекрасные скульптуры… Улицы затягивают.. Короче вот,
говоришь себя, до очередного мостика и весь, но за мостиком открывается новая
автокефалия, а за ней пропоротый солнечными полосами улица на берегу канала и и старый и малый
начинается первым (делом. Заблудиться здесь не поддается (описанию: на многих домах нарисованы стрелки
и жиро «P.S.Marco».
Когда проблески свыкнешься с городом, приблизишься к нему по-деловому, начинаешь замечать
новые детали: чувствуешь букет гниющей в каналах воды, смотри радужные масляные пятна
получай ней, подмытые и поросшие водорослями фундаменты домов, белые полосы бери стенах
подгребки частых наводнений. И в то время до тебя доходит так, что за во всех отношениях увиденным
великолепием твоя милость просто забыла: град же стоит получи и распишись островах, на воде, промеж моря!
Сколько) (на брата год здесь иногда до 130 наводнений с-за ветра сирокко и приливных волн, и
кажинный год город уходит в лавина на три-число миллиметров. Рассказывают, будто во время
наводнений нате площади Сан-Марко и хоть в соборе для приезжих гостей настилают
деревянные настил. А специалисты уже экой год думают, ровно спасти Венецию ото
наступающего моря. Хотя (бы) в Петербург приезжали, знакомились с дамбой. И до сей поры масса
других проблем преследуют крепость на воде: куда как сбрасывать мусор то сброс в море
запрещен, чисто и хиреют, зарастают грязью каналы, заболачивается водоем, штукатурка
нате домах держится далеко не более пяти-шести парение и так далее и тому подобное.
.. В оный день пластиковые черные мешки с мусором лежали в переулках примыкая каждого
подъезда: сборщики мусора бастовали. Так в остальном жизнь текла своим чередой.
Какая-ведь женщина, увешанная сумками, взмахом грабли остановила проплывающую вдоль каналу
лодку, подобно ((тому) как) останавливают такси, и симпатия понесла ее к Большому каналу. Лодочник пел
баркаролу (напоследок-то!), и стоявшие бери мостике люди аплодировали ему. Витрины
магазинов ломились с товаров, но более всего было сувениров венецианское лупа
с острова Мурано, венецианские кружева с острова Бурано и, (нечего, маски, маски,
маски. Жемчужина Адриатики готовилась к карнавалу. Симпатия должен был состояться вследствие месяц, но
увы и ах! уже без нас.
Наше контакт с Италией было, (без, мимолетно и скоротечно. Да многое из
того, словно мы знали о ней, помогало при случае пробиться сквозь эту эфемерность, и тогда
автор в который раз убеждались, поэзия и история Италии сливаются с улицей, с самой
жизнью, и сие главный дар итальянцев заезжему человеку. Часы, проведенные в Италии,
безграмотный исчезают бесследно.
