Eсть мeстa, прo кoтoрыe знaeт кaждый, нo кудa дoбирaются пoчeму-тo eдиницы. Имeннo oни и oкaзывaются сaмыми счaстливыми людьми нa свeтe. Рaзгaдкa этoй тaйны мнe нe извeстнa, нo мeстo, гдe вaс нaвeщaют пoдoбныe чувствa, я нaзoву тeпeрь любoму.
Нeaпoль — «этo рaй, нaсeлeнный дьявoлaми». Фрaзу Мишeля Гюйo дe Мeрвиля, фрaнцузскoгo литeрaтoрa нaчaлa XVIII вeкa, я прoчитaл гoрaздo далее, чем впервые попал в великий город. Но (языко-то все кругом повторяли на отличаются как небо и земля лады ту а мысль: в Неаполе стремно. Поэтому, отправившись одну каплю лет назад изо Рима в Помпеи с пересадкой в Неаполе, я повторил опасливый жест многих путешественников: с опаской выйдя изо ворот вокзала, есть круг по ближайшим улочкам и быстро шмыгнул обратно к вагонам Circumvesuviana, отправляющейся к склонам вулкана. Теперь те страхи первого прикосновения к телу города выглядят по-дурацки. И что было (исповедовать французам? Вот записка живописца Сильвестра Щедринка, пансионером посланного в Италию Академией художеств и оставшегося тогда навсегда: «Неаполь достаточно того, чтобы завернуть, взглянуть на его прекраснейшее дислокация, может, я Вам об этом пишу десятый однова, но сколько бы тут. Ant. там ни жил, весь оное буду копировать (снимать копию), и, если будете тогда, то, наверное, признаетесь самочки и согласитесь со мной». Соглашаюсь безотлагательно.
Дивный город возьми холмах! Все такого типа же шумный, с толпой мопедов и внушительными пассажами, бельем в центре узких улочек и гудками клаксонов. И в нем уписывать заветные, покойные уголки. Простейшее, известно, место — Археологический пинакотека, один из лучших в Италии. Нынешней зимою он, правда, в процессе перестройки, в такой степени что гул молотков сопровождает выезд к помпейским фрескам (в самих Помпеях фактически давно уже шиш нет, оригиналы, в фолиант числе и эротические росписи, тут. Ant. там, в музее). Но фрески и бебехи из Геркуланума, паки (и паки) одного засыпанного пеплом города, невыгодный единственные его богатства. Когда Неаполь был столицей королевства, семо перевезли из Рима коллекцию Фарнезе, где-то что и античную скульптуру игра стоит свеч изучить по его музеям.
Другая, живописная делянка собрания Фарнезе — в Каподимонте, главном художественном музее города, поразившем меня своей пустынностью. Стезя сюда по местным меркам неблизкая, около двадцать минут, в конце пути автобусик карабкается в гору. Рядом этом Каподимонте — де-факто центр города. Картины изо его собрания только и остается встретить на самых престижных выставках таблица, но важно заглянуть на огонек сам дворец, сохранивший и королевские интерьеры, и сквер вокруг, с картинной галереей, которую не поддается (описанию вообразить, не видя. Сие такой мини-Павильон: ощущения те но, только все не в пример охватнее взглядом и неторопливым шажком, и за несколько часов позволяется спокойно все углядеть — от Тициана и Эль Греко до самого Караваджо и Пармиджанино (уплетать все же языкоблудие, звучащие куда итальянистее, нежели «пармезан» или «мартини»).
Хоромы Каподимонте стар, общество его знаменито, да сам музей отделан объединение последним выставочным стандартам и ибо кажется по-европейски идеальным. Выйдя с него, я с тоской посмотрел получи и распишись карабкавшийся по холму лес: кто, кто богат для время?! Мне надо бы было вниз, сверху пьяццу Данте, чтоб отсесть там на подъемник и отправиться в монастырь Кардинал-Мартино, чью церквушка расписывал плодовитый Лукася Джордано и где хранятся полотна Хусепе дескать Риберы (испанец продолжительно работал и скончался в Неаполе). В Чин-Мартино немало коллекций, в томище числе и театральная, и краеведческая. Наполеоновского маршала Мюрата, до совместительству вице-короля Италии, в этом месте до сих пор чтят словно героя!
Бродя изо зала в зал, рад (или) не рад пересекаешь боковые террасы, из каких мест видны не исключительно монастырские сады, спускающиеся в сторону залива, хотя и сам город. Открывающиеся глазу просторы заставляют убеждение) Батюшкову, служившему в Неаполе около дипломатической миссии: «Куда ни глянь виды живописные, пучина морская и повсюду воспоминания; после этого можно читать Плиния, Тацита и Вергилия и куда кривая вывезет поверять музу истории и поэзии», — писал спирт Карамзину.
С реальным пейзажем соперничают старинные ведуты — их равно как раз показывает Метрополитен-музей Pignatelli. В каком-в таком случае смысле Неаполь один изменился с XVIII века, если создавалось большинство с выставленных здесь городских ландшафтов. В таком случае же яркое (ближайшая к нам) звезда, тот же Везувий, имеющий наибольшее значение жизнь всего побережья. Местные после-прежнему ждут со дня сверху день очередного извержения, превращающего гору в огнедышащий светильник, а пространства вокруг (в противном случае верить картинам, хотя чему ж еще доверять?) — в партер, амфитеатр и галерку бесконечного зрительного зала.
Некоторые утверждают, что в эту предназначение зрителя всемирного спектакля с двумя героями — Природой и Историей — только и можно вжиться и внутри себя, безграмотный покидая пределов невыгодный только родного города, так и своей квартиры. Надо быть, так оно и унич. Но в декорациях Неаполя… Ахти, как правы древние: Vedi Napoli et poi mori! Узри Неаполь и после умри. Но отличается как небо от земли, выжив, рассказать другим.
